Душа оборотня - Страница 34

— Вдарь-ка, ребята, — скомандовал Копыто.

Защелкали тетивы на луках дружинников. Вокруг остановившейся лодки замелькали стрелы, еще один ворог вскрикнул: стрела пронзила ему шею насквозь. Остальные, похватав весла, стали суетливо разворачивать лодку к берегу.

— Пусть бегут, — проворчал Савва, — до берега не догнать, а там их, верно, лошади поджидают.

Он переложил руль, направляя ладью к перевернутой лодке. На опустевшей воде ее позеленевшее днище казалось брюхом сдохшего от старости огромного осетра или сома. Невзора нигде не было.

— Жалко, коли утоп. — Копыто напряженно всматривался в воду. — Ох, лихой парень!

Внезапно над бортом ладьи возникли руки, уцепились за край, показалась голова бывшего дружинника все в той же круглой шапке. Он подтянулся, перевалился через борт и без сил приник к доскам. Середин бросился к нему:

— Живой?

Вода ручьями стекала с одежды Невзора, шапка облепила голову, мокрые усы повисли, как у сома. Его окружили дружинники, хлопали по плечам, качали головами, восхищаясь невиданной сноровкой. Вперед протолкался Копыто с чашей меда:

— Ну-ка, выпей для сугреву.

Невзор залпом опорожнил чашу и, отдуваясь, отдал ее обратно. Скупая улыбка тронула его губы.

— Так я не замерз, но все равно — спасибо.

— Олег, подмени, — попросил от руля кормщик.

Середин прошел на корму. Савва подскочил к Невзору, схватил за плечи.

— У-у, вражина! Как это ты исхитрился? Я думал: все, конец тебе, — а ты, ну, чисто чудо-юдо кит морской! Видали? — обернулся он к дружинникам. — Один всех злыдней вырезал!

— Одного и я достал, — ревниво буркнул Острожек.

— Молодец, — кивнул Савва, — полгривны обещал — будет.

— Вот и погуляем.

Невзор сунул руку за пазуху, вытащил что-то и протянул кормщику.

— Ты гадал, кто тебя подстерег. Вот, гляди, — на ладони лежали, спутавшись цепочками, золотые и серебряные нательные крестики. Невзор криво усмехнулся: — На печенега совсем не похоже, да? И орали они по-ромейски.

Савва поковырялся пальцем в кучке крестов, покачал головой.

— Дознались, все-таки, — почти прошептал он. — Ну, ничего. Теперь-то мы дома, считай. Ты бы одежу снял да обсушиться повесил. И шапку. Что она у тебя, гвоздем прибита? Продует на ветру.

Невзор помрачнел.

— Так высохнет.

* * *

Город открылся внезапно. Лесистые берега мешали разглядеть, что там, за поворотом реки, но когда ветер и течение вынесли ладью на стремнину, впереди открылась панорама Киева. На холмах, за насыпными валами, за мощными стенами из вековых дубов, толпились двух-, а то и трехэтажные дома, возвышались терема над воротами. Приземистые каменные башни охраняли распахнутые ворота, в которые вливались видимые даже отсюда телеги, повозки, конный и пеший люд: окрестные села везли на многочисленные рынки зерно, муку, кур, гусей, мясные туши. Гнали целые стада коров, телят, овец; везли корзинами, возами свежую рыбу, битую дичь, лесные ягоды, мед.

Днепр подходил к стенам почти вплотную, огибал город и уходил дальше, к верховьям, чтобы разделиться на несколько рек, разрезать дремучие леса и поля множеством речушек и ручьев, опутавших своими протоками бескрайние южнорусские земли. Пригородные селения тонули в садах; ветряки, подгоняемые свежим ветром, дробили, мололи рожь, гречку. По водной глади сновали ялики, долбленые лодки; белые паруса кочей, ушкуек и ладей казались севшими на воду чайками. Лето в верховьях Днепра выдалось дождливое, броды не пройти ни пешему, ни конному, и на переправе с левого берега толпились телеги, ожидая своей очереди доставить товары в стольный град.

Левыми бортами разминулись с встречной ладьей с головой русалки на носу. Судно шло на веслах, против ветра, умелый кормчий выбрал сильное течение под берегом и теперь огибал знакомые мели и торчащие из воды коряжины. Проходя мимо, поднял руку, приветствуя. Савва махнул в ответ.

— Дошли, слава тебе, господи, — перекрестился он.

Середин покосился на кормчего.

— Слышал я, здешний князь за веру Христову народец гоняет.

— Теперь полегче стало, — пожал плечами тот, — а раньше — да, было дело. Как на княжение сел, лютовал здорово. Попов, что греческих, что римских, разогнал. Капище новое построил, все боги там были. Почитай, со всех земель собрали, но во главе — Перун. Голова серебряная, усы вызолочены. Как поход — так жертвы приносили. После победы тоже, само собой, благодарили, значит. Сейчас, вроде, поуспокоился князь. Да и то сказать: купцы, ратники, что в Царьграде пожили, через одного Христа приняли. Всех гнать — с кем останешься?

Парус заполоскал, и команда споро спустила полотнище, взялась за весла. Савва пригляделся, приставив ладонь козырьком к глазам, высмотрел свободную пристань и налег на рулевое весло, поворачивая ладью. На берегу, узнав ладью, засуетились: сорвался и погнал к воротам конный дружинник, один из тех, что слонялись по пристани в ожидании заморских купцов — товар проверять. Еще за здоровьем приезжих следили. Больных из чужедальних земель стражники оставляли на судах вплоть до выздоровления или смерти. Слишком уж часто приезжие заносили в город всякую заразу.

Ладья подошла к пристани, Савва ловко развернул судно, приставая бортом к сырым доскам причала. С носа и кормы кинули канаты, их подхватили крепкие руки и, увязав вокруг вбитых толстых бревен, прижали корабль к пристани. Скинули сходни. Первым не спеша сошел кормчий, следом дружинники. Ведун и Невзор задержались на борту: надо было еще решить, зайти в город или сразу двигаться дальше. У десятника среди воинов на берегу нашлись знакомые. Его обступили, расспрашивая о плавании, о новостях из далеких земель. Савва, коротко переговорив со старшим дружинником, обернулся и поманил Середина с Невзором.