Душа оборотня - Страница 4

— Все… все мил человек… убегли все. — Мужик, с трудом переставляя ноги, добрался до края повозки, сполз с нее и уселся на землю, привалившись спиной к колесу. — Два душегубца ушли… не догнать.

— Не очень-то и хотелось, — пробурчал Середин, оглядываясь. — Что тут у вас приключилось?

— Сейчас, сейчас все обскажу, милостивец. Ой, беда, о-хо-хо…

С трудом поднявшись на ноги, мужик побрел вдоль повозок, обходя застывшие тела.

— И Сороку заели… и Бажена, и Ерша… Ох, беда-то какая.

— Пришла беда — отворяй ворота, — подтвердил Олег. — Попутчики твои?

— С одного городища. Вот, товар везли, купец я…

Мужик сорвал с плеч остатки рубахи, с маху швырнул ее о землю и, опустившись на корточки, обхватил голову руками. Олег отошел к убитым оборотням. Смерть очеловечила их, смыла звериный облик. Тех двоих, которым кистень разнес черепа, было уже не узнать. Третий, с раной в сердце, лежал навзничь, раскинув руки. Мужик как мужик, дюжий, крепкий. Открытый рот был полон крови, словно он захлебнулся ею, упившись через меру.

— Вот тебе и ква, — пробормотал Середин.

Всхлипывания купца затихли, он подошел к Олегу, постоял рядом, плюнул на распростертое тело. Его трясла крупная дрожь, портки спадали с мосластых бедер, мокрое от слез лицо подергивалось.

— Вино есть? — спросил Олег.

— Чего?

— Мед, брага?

— Есть.

— Давай-ка помянем друзей твоих.

— Да как можно?

— Давай, давай, — подбодрил Олег, — глядишь, и полегчает.

Они вернулись к повозкам. Мужик покопался в тюках, вытянул объемистый узел, развязал и подал Олегу узкогорлый кувшин. Вытянув пробку, Середин припал к горлышку. Мед был крепок, душист. Сразу отпустило напряжение, проснулся голод.

— На, выпей.

— Не могу, — мужик замотал головой, — никак не могу.

— Пей, тебе говорят.

Купец гулко глотнул, оторвался, припал к кувшину опять, уже надолго. Мед побежал у него по подбородку, стекая на костлявую грудь.

— Тебя как звать-то?

— Вторуша, — чуть задыхаясь, отозвался купец.

— У меня там конь за околицей. Пойду, приведу, — сказал Олег, — а ты пока перекусить чего сообрази.

— Я с тобой пойду. Вдруг нелюдь вернется.

— Не вернется. Видишь, день встает, — показал Олег на разгорающуюся полоску зари на востоке, — время их кончилось.

На посеревшем небе одна за другой гасли звезды, от земли поднимался туман. Вторушу стал бить озноб, он поежился, махнул рукой:

— И то правда. Может, помочь тебе?

— Чего там помогать — привести кобылу, да мешок принести.

Когда он вернулся, купец уже оттащил оборотней за ближайшую избу, сложил тела убитых в повозку и накрыл холстиной. Разломав плетни, он развел на обочине костер и разложил на выбеленном полотне нехитрую снедь: горшок каши с застывшим топленым маслом, две жареные курицы, мед в кувшине, разломанная краюха хлеба.

— Ну, вот, вижу — очухался, — одобрил Середин, присаживаясь к импровизированному столу.

Купец с поклоном подал ему мед в деревянной чашке.

— Спасибо тебе, мил человек? Ведь если б не ты…

— Пустое, — отмахнулся Олег, — ты лучше расскажи, как вас угораздило на нелюдь нарваться?

Он опорожнил чашу и навалился на еду. Купец заговорил сначала медленно, с запинкой, но после второй чаши меда обрел уверенность.

— Вятичи мы, а городище-то наше в Верхнем Подонье, да. А мы, стал быть, с братом купечеством занялись. Брат старший, Тиша, раньше в дорогу собрался. До моря, в Хазарию: в Сурож, а то и в Херсонес. Он мед, воск, зерно повез, а я припозднился на седьмицу, ага. Пока меха собрал: соболя, куну, — вот и запоздал. Но брат у меня только именем тихий, а так — ого! Ждать меня не стал. Давай, говорит, Вторуша…

— Вторуша? — переспросил Олег. — Второй в семье?

— Ну да, — согласился мужик, — второй я. Так вот, он и говорит: я вперед пойду. Я говорю: погодь маленько! Нет, уперся Левша…

— Почему Левша? — снова перебил Олег. — Ты говорил — Тиша.

— Леворукий он, потому Левшой прозвали. Говорит, пока ты до Днепра дойдешь — я уж и ладью пригляжу, и возы пристрою.

— Стало быть, не через Киев идете.

— Не-е, — протянул Вторуша, — там товар раздергают. Подорожные плати, да и ладью дорого в Киеве брать. А мы напрямки решили. Думали, за Переяславлем к порогам выйдем, там и сговоримся товар сплавить. А оно вишь как вышло…

Купец опрокинул в себя чашу, ухватил кусок курицы и продолжил с набитым ртом:

— Я уж гнал и днем, и ночью. Мужики ворчать начали: все одно, мол, не догоним, куда спешить. А я — нет, давай, нагоним брата… вот и нагнали… Эх-х… Верст за пять отсель встречают нас люди ратные, все пеши. Подходит старшой, сам-пятый, и говорит: с вами пойдем. Мол, дозором ходили, да кони пали. А я что, я — ничего! Еще лучше — защита от татей. Не сообразил, дурачина: какой дозор? Печенеги так далеко в леса не забегают, хазары притихли, как их князь Святослав побил. Вот, почитай, и не от кого дозор вести. В деревню эту мертвую мы уж затемно дошли. Только коней распрягли, только вечерять собрались, как эти ратники и обернулись нелюдью. Мы и глазом моргнуть не успели, а они уж грызут нас… Я оглоблю подхватил и на возок, а мужики-то не сообразили. А тут и ты подоспел. Я поначалу думал, двое вас, уж потом сообразил — со страху померещилось, будто тень от тебя в сторону прыснула. Или не привидилось, а? — Вторуша покосился на Олега.

— Зачем тебе знать? — лениво спросил тот. — Живой — и радуйся!

Солнце начинало припекать, и после еды клонило в сон. Ведун откинулся на спину, разбросал руки, зевнул широко, с прискуливанием.